Все имена и события здесь изменены так, что исключаются любые ассоциации с реальными персонажами. Правда, что Европейский Rainbow фестиваль проходил в Греции в Августе 1997, а следующий будет летом 1998-го года в России [см. сноску в конце текста - прим. Ред.]. Спасибо всем, о ком мы не рассказываем.

* * *

В деревню мы приехали поздно. Еще на вокзале в Тессалониках в половине одиннадцатого кто-то из покуривавших за окошечком «Info» сразу встретил нас вопросом: «Вы на Rainbow?» Его знакомый таксист мог бы довезти нас почти до места. Подумав, сколько стоит отель, мы согласились. Через два часа подскакивания на бетонных стыках местного шоссе мы были почти у цели. Дальше 25 километров в горы, дорога плохая. Заночевали в строящемся, или обвалившемся сарае хозяйки местного кафениона. Оказывается мы далеко не первые, кого она приютила. Так проехали здесь многие rainbow.

* * *

Горная дорога, расстояние и пыль. На трети пути проковылял переполненный французский газик, в который влезли ещё и наши рюкзаки. Встреченная парочка, таким же образом освобожденная от груза, объедала с куста ежевику. Мы присоединились, потом дошли вместе до источника, точнее поилки для овец на голом склоне. Вода ледяная. Вокруг абсолютно пустынно, только заржавленная остановка несуществующего здесь автобуса маячит на склоне. Мы болтаем, сидя над бетонным бассейном, абсолютно не зная, что делать с этим случайным знакомством. Потом идём дальше. Дорога берёт вверх, начался серпантин.

* * *

Welcome center / Приёмный центр. Бревно поперёк просёлка, натянут тент, лежат грудами вещи, кипит чайник на примусе. Вокруг – машины, дальше ехать нельзя. «Добро пожаловать домой...», - говорят нам сидящие прямо на следах шин одного из фургонов. «Спасибо, brother.»

* * *

Народу много, поляны уставлены типи, тенты в лесу. По палатке, когда лежишь внутри, скользят тени. «Бом - боле! Бом !» – кричит сидящий на корточках у костра парень в шелковой накидке и повязке на лбу. В руках у него трубка. Все ждут своей очереди, тихо переговариваясь. Кто-то пробует барабан.

* * *

К завтраку на центральную поляну сползаются все. Кто лежит, кто бродит между сидящих групп. Посередине пытаются ходить на руках. Звенят мисками, кружками. Скачут собаки. Кухонная смена тащит котлы по склону холма. Скоро все встанут, возьмутся за руки. В кругу – человек восемьсот.

* * *

Горный воздух действует странно. Сделав несколько шагов, садишься прямо на тропинку и сидишь полчаса. Мимо идут, звенят бубенчиками, знакомых лиц много, кто хочет – садится рядом. Совершенно не ясно, когда двигаться дальше. Прогулка к источнику растягивается на целый день. Пробредая мимо какого-то типи, слышу язык, не похожий на греческий. Оказывается иврит.

* * *

Марина в Израиле больше четырёх лет. На иврите говорит свободно, полно друзей – израильтян. Бросила недавно работу, отдала обратно квартиру. Живёт у друзей и на Rainbow который бывает там два раза в году, в пустыне Негев. Я рассказываю о Rainbow в Португалии, как ночью через спящих перешагивали заблудившиеся коровы, она – о том, как карабкалась по горам, а потом, придя в себя, не смогла понять, как она не разбилась. Я думаю, я в таком состоянии вообще никуда бы не пошел.

* * *

Никого из России в лагере сейчас нет, хотя были. Видимо, ездят по Греции, никто не уверен, вернутся ли. Ночью холодает, но у огромного костра на кругу жарко. Танцуем под гремящие барабаны. Хейя-хойя, хейя-хо, хейя-хойя, хейя-хо... Две флейты, бубен, заглушающий банджо. Кроме огня – свечи и карманные фонари.

* * *

а теперь я расскажу что произошло с нами когда мы отошли от стоянки Боба убобабыл спросил я как-то у Андрея убилубил радостный как никогда машет рукой он и что же там убоба мы сидели часа три а потом отходя от стоянки долго не могли продраться сквозь всё и какая-то кровать или жертвенник со свечой высунулась из зарослей мы пошли обратно и вниз по холму ещё раз через лощину со следами ям и бесчисленной травы растущей и росшей глядя на белые точки к барабанам со скачущими тенями у стоянок и дальше уже вверх до дерева стоявшего и ночью и днём но днём по нему спустилась обезъяна и смотрит и дальше между тентами потом я отошел к тропинке и прислонился к дереву как кабальеро к стене Толедо сигарета во рту и прошлая в руке а мимо кто-то догадываясь о свойствах стеноподпирателей бедных испанских окраин но здесь не спрашивают много лишь дальше огни огни где поют как бы это ни стало...

* * *

Олега мы увидели сразу, как только он появился. Весь на нервах. Таскает нас по лагерю туда и сюда в немыслимом темпе, рассказывает новости. Одна из них: в Москве погиб его близкий, наш дальний знакомый. Его убили люди из соседней тусовки, зверски и на абсолютно психопатической почве. Потом один из них признался, был суд, даже телепередача. Мы выбиты на два дня совершенно. Мы не понимаем: никаких практических мотивов, судя по расказу, сплошная чернуха, и никого, никого... Гнилая тусовка, гнилая система. Здесь было несколько человек из Питера, конечно, обломы, ссоры. Некоторое время мы ни с кем не общаемся, этого мы рассказывать не хотим, о другом не можем. День кончается.

- разносится в сумерках. «Он был Шива, он был горд и сделал ошибку. Конечно, сейчас-то он провертел колесо на тысячу жизней», - говорит Олег. Я слушаю. Чиркают падающие звёзды.

* * *

Чайная кухня, десятки плошек вокруг лениво закипающего котла. Сидим плотно, где-то съигрываются две гитары и табла. Оглядываюсь, вижу Сергея. Я не знал, что он здесь, мы не виделись год. Рядом с ним сидит на корточках девушка из Питера. Говорим, конечно, об этом. «Был там такой человек, чёрный человек», - говорит она с многозначительными паузами. «И с ним ещё, из...» Она называет место. Молчание. «Он поссорился с ними, он всегда был нетерпимым. Властным...» О боги, что за чёрный человек, как это, годами терпеть рядом с собой эту дрянь и ещё добавлять какой-то таинственности, мистики... Система.

* * *

 

 

 

 

 

 

 

* * *

Долго обсуждается проблема шитниц (от английского shit). Их не хватает, и постоянно чувсчувствуешь себя кошкой, зарывающей что-то в песок. А вот воды много, её провели от источников при участии местной полиции. Теплеет, многие разделись совсем, хотя так можно сгореть. Израильтяне накручивают на себя шелковые накидки, чалмы, бродит бородатый дервиш с глазами как угли. «Бом-боле-бом» время от времени перекрывает постоянное «Кришна - Кришна». С одной стороны лагеря вид, как из самолёта, километров на девяносто, здесь сразу понимаешь, как высоко мы сидим. Сиеста. Мы с Бобом растягиваемся у кромки главного круга. Он вдруг говорит, что следующий Rainbow хорошо устроить в России.

* * *

Ночью весь лес светится. Мы оказались у костра, где когда-то варили чай. Говорим об идее Боба, пока не замечаем, что происходит что-то интересное. Бригита, помнишь, с растафарскими косичками на светлых волосах, сидит рядом с нами. Она уже давно гладит по руке того самого израильского дервиша, пытаясь как-то привести его в чувство. Напротив играет на гитаре бородатый парень из Лиона, один из лучших музыкантов здесь. Постепенно начинает качать. Дервиш мало помалу оживляется. Где ты слышала музыку, которая была бы одновременно настолько отстранённой и настолько страстной ? Гитарист смотрит, не отрываясь, прямо напротив, куда избегаю смотреть я. Откуда-то из набросанных в темноте спальников к костру пододвигается его подружка и, дождавшись паузы, начинает петь что-то гортанное. Мимо костра проходят, останавливаются, осторожно уходят. С чаем сегодня сложно.

 

* * *

Мы с Бобом на совете. По кругу ходит украшенный перьями жезл. Когда кто-то кончает говорить, жезл переходит к следующему под негромкое «Хо!». Где будет следующий Rainbow ? Райнер за Финляндию, греки за Грецию, Герберт и Боб за Россию. Соглашения пока нет. Постепенно все разбредаются. Продолжение завтра.

* * *

Олег затащил в свой типи суковатый ствол, один конец лежит внутри и уже горит, другой высовывается через вход наружу. Вообще в типи должно быть только одно открытое отверствие – сверху, тогда дым уходит туда вертикально. Олег знает это лучше всех, но сейчас бревно не даёт как следует завесить вход, и, когда поднимается ветер, типи заполняется дымом. Олег с барабаном на коленях ждёт, пока Андрей настроит свою скрипку. Рассказывает, как жил в Париже и Белграде. Вообще эти двое, судя по всему, глубоко сидят, скрипка никак не настраивается, звуки ужасные. Андрей постепенно мрачнеет, но Олег не отстаёт: давай, мол, играем. «А вот ударим в набат...», - говорит вдруг Андрей, - «...и по жидам.» Но еврей с барабаном неумолим: давай, давай. Мы умираем от смеха. «Всю эту берешу и заварим», - бормочет Андрей, колки, однако, крутит. Наконец готово. Барабан взрывается и за ним, пробираясь сквозь дым и спотыкаясь о сучья, бежит скрипка. С чего это его понесло про Берешу ?

* * *

Часа три ночи, судя по звёздам. На поляне никого, лес частями темнеет. Но под огромным тентом ещё человек пятьдесят, пляшет огонь. Поют давно, под четыре гитары. Барабаны у всех, кому не лень. Симона, латинка из Испании, раскачивается, то запрокидывая лицо, то почти касаясь курчавой головой деки, и ведёт весь хор.

Это повторяется, то убыстряясь, то почти останавливаясь.

Темнота, если оглянуться, утыкана огнями сигарет. Какая-то совершенно сумасшедшая гречанка вдруг встаёт и, закинув руки, танцует, чуть-чуть не падая в костёр. Она мешает Симоне играть, она ничего не понимает, народ настораживается, но поёт дальше, пусть. Тонка, как струя дыма, гибка, как сгорающие ветви, и браслеты летают свободно вверх и вниз по руке, и только слышно «Water connection ! / У кого есть вода ?!» Кажется, что она сейчас всех смутит, начнёт раздеваться, или что-то в этом роде. Ничего, однако, не происходит. Пришли Ноэми и Поль, вливаются новые люди, где-то Ира колдует над чайником в блеске огня. Бо-ла-на, бо-ла-на. Капли пота на лбу тоже дают отблеск, огонь ярок. «Бо-ла-на» переводится «Шива сказал», они как раз поют, что сказал Шива.

* * *

Ещё один общий совет. Разговор идёт с паузами. В паузах отчётливо слышно бормотание какого-то психа, бродящего вокруг поляны. Мы отвечаем на вопросы. Есть ли в России указатели на английском ? Что сколько стоит ? Где может быть фестиваль, нельзя ли в Сибири ? А если сделать сбор на Аляске и потом переплыть Берингов пролив ? Как получить визы ? Можно ли в России ехать автостопом ? Мы решили рассказывать всё как есть, ничего не сглаживая. Боба нет, Герберта нет. Мы пытаемся представить себе всю эту толпу в России. Олег переходит на русский, - пусть привыкают ждать перевода. Но вдруг становится понятно, что многие, нам почти или совершенно незнакомые люди – за. Где они успели это обсудить ? Влиять на решение мы не будем, поэтому уходим часа через три. Идём в лесу между палаток. «Ах, в саду моей души / распускаются цветы, / и в саду моей души / мне спокойно», – в сотый раз поет по-английски средних лет женщина у костра недалеко от нас. У остальных тихо.

* * *

«...и было решено...»

Круг стоит неподвижно. В середине дымятся котлы с обедом. Рядом с ними в центре человек пять, жезл теперь у Джона.

«...следующий Rainbow...»

Джона слышно далеко за пределами круга.

« провести в России !»

Молчание.

Раз, два, три, четыре... Джон оглядывается. Если кто-то не согласен, решение отменяется, и обсуждение продолжится завтра. Кого там ещё соберёшь... Джон поднимает жезл.

«Если кто-то хочет блокировать решение, он должен сказать это СЕЙЧАС...»

В одной из частей круга – шевеление, слышан голос: да, да... Все смотрят туда. Там вспыхивает оживлённый разговор, сначала по-английски, потом по-немецки. Нам не слышно. Джон поправляет вышитый цветами радуги берет.

«Если кто-то не согласен, пусть он выйдет в круг и скажет, чтобы всем было слышно...»

Ну и ну ! Как в школе: а выйди-ка на середину...«Это была шутка...» - доносится наконец по-немецки с дальней стороны круга, и тут же английский перевод: это была шутка. Круг переглядывается, колышется, все продолжают стоять, взявшись за руки.

«Ещё раз: если кто-то хочет блокировать решение, он должен сделать это СЕЙЧАС...»

Молчание.

Я обвожу глазами круг. Джон обводит глазами круг. Я вдруг вижу Боба. Боб обводит глазами круг.

ПРИНЯТО !

Хохот, крики у-хху, звон мисок. Я сажусь туда, где стоял. Потом мы находим Боба и обнимаем его вдвоём. Он, кажется, лучше чем мы понимает, что происходит.

* * *

Мы прощаемся с Олегом на Wellcome-центре. Здесь тихо, машин осталось немного. Мы тоже уезжаем. Впрочем, что значит «уезжаем». Мы навалим бревно и положим наши спальники здесь, прямо поперёк дороги. Кто завтра первый поедет – подберёт. Олег остаётся дня на два. Очень темно. Светят только звёзды, для себя – ярко. Проходящая тень просит у меня фонарь и бодро пилит с фонарём в темноту, пока не исчезает. Олег перечисляет народ в Питере и Москве, который теперь займётся Rainbow. Кому-то он не звонил уже год. Позвони, они приколются, - говорю я. Мы смотрим на Олега и думаем одновременно, что это смешно, но что-то здесь несомненно сдвинулось, и это удивительно совпадает с тем, что можно прочесть в любой Rainbow-листовке. «Они же не врубаются...» - снова начинает Олег и, глядя на нас, машет рукой. Мы хохочем. Лежащий на дороге спальный мешок недовольно ворочается. Трещат цикады.

 

* * *

Перенеси меня

через океан...

 

 

Радио Эх, Кирилл Щербицкий 1998

Rainbow Info: here, here, here или here...

Feedback here.

 

___________

Rainbow Фестиваль, которого мы ожидали, был разгромлен омоном в августе 1998 в ленингpадской области. Это была первая попытка проведения в России международного фестиваля Rainbow. Подробности здесь...